Ольга Квасневская Олег Анатольевич Морозов. Википедия выдает следующую информацию: «Актёрством увлёкся ещё в школьном драмкружке, где сыграл свою первую роль — Хлестаков в «Ревизоре» Н. Гоголя.
В 1997 году закончил театральный факультет Саратовской консерватории имени Собинова по специальности «актёр театра и кино». Учился в мастерской Александра Галко.» Коротко и сухо. А вот дальше пойдет рассказ о становлении Олега, как актёра, о препятствиях на его пути, которые в итоге его не сломали, а сделали только сильнее.
В самом начале беседы Олег процитировал слова Олега Павловича Табакова «Актёрство – дело весёленькое». А потом добавил – «Порою до слез».
Олег, с чего всё началось?
С фантика. В моей будущей профессии меня привлекла обёртка. О начинке я тогда не думал. Я был худым, ушастым мальчишкой, где-то застенчивым и даже трусливым. Мальчишке хотелось вызывать больше интереса к своей персоне. Особенно у девочек. У худого мальчишки были крепкие ляжки, потому что он занимался лёгкой атлетикой и подавал определенные надежды, но девочки на это клевали не очень. Потом судьба сказала: «Хочешь? Бери!» и занесла меня в школьный драмкружок. Вот тебе внимание, вот тебе аплодисменты и возможность самовыражаться. И «Остапа понесло». Потом театр-студия в городском ДК и решение поступать в театральный. Папа был в шоке от такого решения. Он сказал: «Скоморохом будешь?»
А папа кем работал?
Папа ближе к земле. Занимался мелиорацией, сельскохозяйственной техникой. Мама бухгалтером. Они у меня вполне артистичные люди. Но родители не ожидали, что это может быть серьезно. Для всех – это был какой-то другой мир. Я совсем ничего об этом не знал. Про Москву не думал, сразу в Саратов. Не знал к кому поступать, а набирало курсы два мастера. И тут, опа, опять судьба! После второго тура подходит ко мне Александр Григорьевич Галко, мой будущий мастер, и так шутливо: «Я слышал, ты еще и к другому бегаешь? Смотри, а то я передумаю». Когда вся абитура вокруг трясётся, для меня уже все решено! Конечно я сразу перестал бегать к другому. И только спустя годы понял, какой подарок сделала мне судьба с выбором мастера. У Александра Григорьевича был глаз-алмаз. Он на вступительных экзаменах подобрал мне определение на всю жизнь вперёд. Показывали домашние этюды. Задача – прийти в одном состоянии, а уйти совершенно в другом, сами придумайте почему. Всё необходимое для этюда приносить с собой. Я придумал простой этюд – прихожу с работы уставший, раздеваюсь, ложусь спать и тут меня начинает доставать муха. Я её отгоняю, пытаюсь прихлопнуть, завожусь всё больше и больше. В итоге она меня доводит до бешенства, я хватаю дихлофос, разбрызгиваю по аудитории, ругаюсь и убегаю за кулисы. Тишина. Потом голос мастера: «Морозов, дихлофос настоящий???» Я говорю: «Конечно, а как же!» А он: «Правдист, хренов! Окна открывай!» Пришлось сделать перерыв, потому что я отравил всю комиссию. Вот этот «правдист хренов» в жизни приносит мне сплошные проблемы и неприятности. А в профессии помогает. Потому что исключительно «изобразительное» меня не устраивает, мне нужно «проживательное». Чтобы я действительно жил этим, был достоверен. С этого вообще началось моё свободное актёрское плавание в театре.
Что это был за театр?
Тогдашний режиссёр Саратовской Академдрамы – Александр Дзекун пригласил с курса девять человек. Позвал меня на беседу и говорит – «Я не понимаю, зачем я вас беру, но понимаю, что надо». Я только руками развёл. Мы пришли в театр со своим спектаклем. Комедия плаща и шпаги по пьесе «Живой портрет» Агустина Морето. Я играл пройдоху-слугу, который всё время всё запутывает, морочит всем голову. За тот спектакль ещё и премию получил – за лучшую мужскую роль. Спектакль был очень звонкий. Нас любил зритель, зал был всегда битком. Могу с уверенностью сказать, что это был один из лучших спектаклей в те времена во всей Саратовской губернии. Я катался как сыр в масле.
В финансовом плане?
Нет, в психологическом. А в финансовом… То, что получают в большинстве театров нашей страны, это слёзы. Но я параллельно довольно успешно работал на радио, в ночных клубах вел шоу-программы. Меня театральная зарплата не так сильно беспокоила.
Театр был для души?
Театр в любом случае для души. Но поскольку это профессия, то нужно, чтобы она и тело питала. Голодный актёр хорош только на сцене. За кулисами он опасен. Я не ставил перед собой космические цели. Просто брал то, что предлагала судьба. А судьба предложила мне очень хороший театр и возможность выйти на сцену со своим мастером уже не как с педагогом, а как с партнёром. Это было интересно. Вскоре ушёл Александр Дзекун, пришёл молодой режиссёр Антон Кузнецов и стал ставить с французскими товарищами «На дне» Горького.
Почему именно с французскими товарищами?
Потому что он работал во Франции. И когда его пригласили к нам главным, он привез с собой французских товарищей и стал ставить «На дне».
Какое Саратов произвёл впечатление на французов?
Он потряс их!
Это же были 90-е годы!
Вот именно. В 94 году я ездил из Саратова во Францию в составе танцевального коллектива и тоже был сильно потрясён. В Саратове на тот момент стояли на улицах ларьки с решётками и в этих ларьках продавалась китайская рисовая водка и спирт «Роял». А там супермаркеты, Мулен Руж и тротуары, вымытые с пеной. Так вот Кузнецов привёз тогда своих французских товарищей и стал ставить «На дне». Ставил оригинально, я впервые столкнулся с тем, что действие будет происходить в зрительном зале, а зритель сидит на сцене.
Почему было такое необычное решение?
Чтобы быть совсем на дне. Где-то в глубине души я лелеял надежду, что буду Васькой Пеплом, а потом прихожу в театр, висит разблюдовка «Алёшка – Морозов». А Алёшка в «На дне» – это такой пацан, подмастерье, совершенно психованный, искорёженный, в слезах, в соплях, с гармонью, на которой он играет похоронный марш, со стаканом в дрожащей руке… Я в удивлении к Антону: «Почему я – Алёшка?» А он говорит: «Я ж вас никого не знаю. Я у стариков стал спрашивать, а мне говорят, Алёшка, это Морозов».
Почему старики так сказали, что они подразумевали?
У саратовских стариков с чутьём всё в порядке. Я задумался, наверное, что-то в этом есть. И пошёл собирать информацию. Шлялся по всяким местам, где собирались или бомжи и разного рода поломанные люди или простые работяги. Сидел с ними, общался, выпивал с ними. Наблюдал и повторял за ними. Нет, я не считаю, что для того, чтобы сыграть наркомана, нужно обязательно уколоться. Но увидеть такого человека нужно, сфотографировать его в своей памяти. И в тот момент мне было просто необходимо все на собственной шкуре почувствовать. А потом начались репетиции. Я на первой выскочил, как раз с Александром Григорьевичем сцена, он Луку играл, и выдал всё, что накопил. А на следующий день прихожу в театр, стою в курилке, подходит Александр Григорьевич, жмёт мне руку и говорит: «Ты вчера очень хорошо репетировал».
То есть время с бомжами не прошло зря?
Ага. Александр Григорьевич хвалил редко. Он знал, что это может навредить. На первом курсе, за полугодие снизил мне оценку, со словами: «Я тебе ставлю четвёрку не потому, что ты не заслужил пятёрку, а потому, что эта аудитория для тебя ещё не стала домом. Ты не полюбил ее. Ты всю неделю ждёшь, что выходные наступят, чтобы смотаться в родительский дом. А тот дом тебя уже вырастил. И ты выбрал профессию, которой нужно жить постоянно. Иначе нет смысла».
А родом ты из какого города?
Из Маркса, Саратовской области. Поэтому на выходные я мог легко позволить себе уезжать домой. Но аудитория в итоге затягивала все больше и больше. А вот по некоторым другим предметам иногда с третьего раза сдавал. Историю литературы, например. И это было удивительно, ведь из школы я вышел с похвальной грамотой за литературу и читать всегда любил. Но тут общага, тусовки, кругом творческие люди. На книги стало меньше времени. Ирина Александровна Гамбург, педагог по литературе, была крайне недовольна моим недобросовестным отношением к её предмету, но, когда на факультете ввели Табаковскую стипендию лучшим ученикам, она неожиданно выдвинула мою кандидатуру, заявив, что «мы не за историю литературы её даём». Но мне, конечно, не дали.
Не расстроился?
Нет. Посмеялся. Ирине Александровне сказал спасибо. Все и так было нормально. Да, я филонил по некоторым предметам, но, если бы я этого не делал, у меня не осталось бы времени на жизнь. А жизнь дала мне немало опыта, пригодившегося потом в профессии. Точно помню, как в студенческом спектакле «Безотцовщина» по Чехову, где я играл Трилецкого, те места, которые мне плохо давались в силу жизненной и актёрской неопытности, я стал играть вдруг точно, потому что пережил в тот момент похожие эмоции в жизни. Жизнь для творческого человека– первейшая кладовая для тем, образов, инструментов. Нужно только быть наблюдательным. К выпускному курсу я играл в четырех спектаклях и в двух главные роли. На волне успеха этих спектаклей, плавно перетек во взрослую жизнь, стал актером Саратовской Академдрамы. Все получалось, удавалось легко, поклонницы, газеты про тебя пишут, радио, ночные клубы. Всё было слишком хорошо. Я почувствовал себя всемогущим, мне захотелось в Москву.
Ну так это хорошее стремление. Это стремление вырасти.
Согласен. К тому же в Москву хочется потому, что там кино. Но ещё лучше набраться опыта, про Москву узнать больше. Если уж тебе не довелось в ней родиться. А я маханул в омут с головой. Тогда решил, что надо ехать сейчас, а то потом в репертуаре увязну и расставание будет более болезненным. Объявил о своем решении режиссёру, он говорит: «У меня премьера вот-вот, а кто у меня Алёшку будет играть?». Я ему: «У нас же есть ещё один состав на эту роль – это Дима». А он говорит: «Иди садись, сейчас будет прогон, сам посмотришь». А Дима, он потом играл эту роль замечательно, прочувствовал её, но на тот момент, не то что с бомжами квасить, больше бокала вина в рот не брал. И вот прогон заканчивается, режиссер начинает замечания всем делать, доходит до Димы и нервно говорит: «Дима! Тебе персональное задание, сегодня вечером идёшь домой, по дороге покупаешь бутылку водки и выпиваешь её один! Ты меня понял?!» Дима говорит: «Понял, а зачем?» «А затем, что вот видишь Морозова, он состояние знает и у него всё в шоколаде!» И тогда, актёр театра Женя Виноградов подмигнул мне и спросил: «Ну что, «хрен в шоколаде», сваливаешь?» Я подмигнул в ответ и свалил. Наверное, в этот момент я сломал привычный строй своей жизни, потому что стал принимать решения сам, вопреки предложениям судьбы. И пошли сплошные анекдоты. Приехал в Москву и спрашиваю: «А где у вас здесь кино снимают?» А мне в ответ: «Милый, какое кино, мы про кино сами не слыхали уж сколько лет!»
А ты приехал на Мосфильм, просто так, без знакомств?
Да, ходил, как все, стучал в кабинеты «возьмите, пожалуйста, фотографии». В один из таких походов я попал на знакомство к первому в моей жизни кинорежиссёру. Странный человек, с остатками пуха на лысине и прозрачными глазами, смотрящими сквозь меня, протянул мне для знакомства вялую руку и долго молчал, пока я перед ним распинался. А потом вдруг сказал мне дурным, мультяшным голосом, что я совсем не комедийный и не подхожу. Моя рука ещё помнила премию за роль в комедии, а сам режиссёр был настолько комедийным, что я напрочь растерялся, буркнул ему что-то типа «за то вы очень…», на том мы и расстались. Но тогда я немного понял, с чем придется дальше иметь дело. «Кина» по-прежнему не было, зато я был уже при театре. Когда стал с друзьями показываться в театры, выяснилось, что не больно-то нас там ждут. В нескольких театрах нам отказали, потом попали на аудиенцию к Иосифу Райхельгаузу, который открыл нам глаза на Москву: «Я не возьму вас в свой театр. Идите учиться в московский вуз». Многие поступали повторно в московские вузы, чтобы их приняли за своих в Москве. Это было оскорбительно. К тому же, я тогда ходил смотреть дипломники в некоторые московские вузы, и они меня откровенно разочаровали. «У меня прекрасная школа, пусть московские жалеют, что не учились вместе со мной» – сказал я себе и попал в театр «Модерн» Светланы Враговой. Светлана Александровна оказалась чёртом в юбке. С ней было непросто общаться. Могла утром объявить, что вечером ты играешь вместо кого-то спектакль, потом выясняется, что пошутила. Хотела за счёт тебя, преподать урок тому артисту. Ничего нового она на тот момент не ставила. В идущие спектакли вводила с трудом. В одном спектакле носил на своём плече Спартака Мишулина.
А что это был за спектакль?
Спектакль назывался «Счастливое событие». Спектакль очень хороший, но моё счастье заключалось в одном танцевальном номере и мягком месте Спартака Мишулина на моем плече. Все остальное время в театре я тупо сидел в зале и смотрел, как репетируют другие. У Светланы Александровны было правило, даже если ты не занят в спектакле, должен присутствовать на репетициях. Я спрашиваю: «Для чего мне присутствовать, если я не занят?» Отвечает: «Ты должен впитывать дух этого театра!». Вроде напоминает то, чему меня учил мастер, да? Но обстоятельства были уже другие. Я ей говорю: «Светлана Александровна, дело то в том, что если так пойдёт дальше, то кроме этого духа мне впитывать нечего будет».
А что в театре платили?
Копейки. Я даже не помню, что это была за сумма. Мы выходили после получки из театра и около метро Бауманская оставляли весомую часть зарплаты в ларьке.
А какие-то подработки ещё в Москве были?
Друг устроил на «Горбушку». По выходным торговал дисками, в парке, в палатке. Было весело. Зима, холод собачий. Тебя колотит, хотя ты в валенках, в ватнике. Но зато я зарабатывал там гораздо больше, чем зарплата в театре. Можно было арендовать жильё, одеваться, питаться.
Сколько ты проработал в Модерне?
Сезон. И были всё больше выносы мозга, а дела ноль. Потом вспомнил, что уехал из Саратова с главных ролей, бросил там всё, подвёл людей, которые на меня там рассчитывали, а тут я сижу и впитываю, понимаешь. И объявил Светлане Александровне, что пойду в другое место пытать счастья. Она проводила меня словами: «Смотри не пожалей»!. А жалеть-то было не о чем. Я ушёл в Театр на Покровке к Сергею Арцибашеву. Тот меня принял с руками и ногами. Я ему сыграл как раз отрывок из Алёшки. И стал мне давать такие роли, что у меня просто слюни текли. Какое-то время была эйфория. Мне нравились спектакли, которые там шли, мне нравились люди, которые там работали. Арцибашев хотел поставить «Бесы», а я хотел сыграть Ставрогина. И вдруг мне Сергей Николаевич даёт Ставрогина. Ну, думаю, попёрло. Но спустя некоторое время постановка отменилась. Как выяснилось, Арцибашев уже не в первый раз пытался поставить «Бесы». Каждый раз начиналась какая-то чернуха в театре. И вот отказались от постановки.
Настолько суеверные люди?
А среди актёров много суеверных людей. Я эти суеверия разделяю так, положим, найти на сцене кривой гвоздь, как намёк на интересную роль, это нормально. А если кто-то, чтобы сыграть чёрта, идёт в церковь просить разрешения у батюшки, то это глупо. Я вот играю очень много негодяев. И что, мне каждый раз идти просить разрешение у батюшки? Батюшка тебе не даст разрешение играть убийцу. Это нонсенс. Актёрство с давних времён вообще считается не богоугодным делом. Потому что мы роемся в чужих душах. Живём чужими жизнями. А что касается отрицательных, тут важно, с какими помыслами ты это делаешь. Поэтому меня тогда очень расстроил отказ труппы. Но в работу стразу стали брать другие «хиты» и расстраиваться долго не дали. На читках «Утиной охоты» я читал за Зилова. И у меня опять слюни во все стороны, потому что играть Зилова, это актерское счастье. Но постановки не случилось, просто побаловались. А потом появился «Вишнёвый сад» и я читал за Лопахина. Это была сладкая пытка ролями, которые я так и не сыграл. Плюс вводы в идущие спектакли, которые усердно репетировались мной, но это тоже не получало продолжения. Единственное, что неплохо двигалось, это репетиции «Кабалы святош». Сергей Николаевич играл Мольера, а я Муаррона и он с наслаждением репетировал со мной сцену, где Муаррон просит прощения у Мольера за предательство. А я уже проводил в театре дни и ночи. На Покровке было правило, сохранившееся с момента его основания – актёры должны были сами в нём всё делать. Мужчины-актёры в гардеробе одевали-раздевали зрителей. Актрисы в буфете чай-кофе разносили. На вахте дежурили тоже актеры.
А за это платили?
Вахтеры получали какую-то копейку. Я помню, как театр уехал на несколько дней на гастроли со спектаклями, в которых я не был задействован и меня на вахте оставили. Я трое суток охранял театр. Из еды была только коробка с китайской лапшой. Поговаривали, что её привозил в театр кто-то из почитателей нашего актерского таланта. Может шутили. По-хорошему всё это закончиться не могло. Конечно начались проблемы с финансами, с жильём и соответственно с нервами. К тому же, я хотел на сцену, мне ее катастрофически не хватало, чтобы забыть обо всем остальном, чего мне ещё не хватало. Но отношения с Арцибышевым разладились. Он был замечательным режиссёром и актёром, но также, как Врагова, чересчур главным в своем театре. Не любил, когда кому-то больше внимания уделяется, чем ему.
Женщинами?
И женщинами тоже. Помню, мы с Леной Стародуб сделали хорошее танго для спектакля-капустника, показали его Арцибашеву и всем желающим. Все были в восторге, кто-то из девушек тут же высказал желание тоже сделать со мной танцевальный номер. А Сергей Николаевич встал, пробурчал что-то, повернулся и ушёл. Такая реакция в мою сторону стала проявляться с его стороны всё чаще, я вскоре плюнул и написал заявление. Просто устал от всего этого.
И все с начала?
Осадок накопился. Два года вообще не хотел работать в театре. Переосмысливал свой выбор профессии, с учётом полученной информации. В этот момент моя судьба сказала: «Может лучше, давай, по-моему?» – и меня занесло за компанию на вступительные экзамены в школу-студию МХАТ. Я не собирался поступать, чесслово, но пребывая в каком-то трансе, незаметно для себя прошёл дальше, параллельно успев соврать, что нигде не учился, а все эти годы странствовал по свету. И вот я уже на втором туре, и Каменькович, который набирал курс, открытым текстом говорит мне, что я поступил. Моя судьба не смеялась, а хохотала надо мной. Я хохотнул в ответ и на третий тур не пошел… Упрямство, гордыня ли это, не знаю. Плюс испугался собственного цинизма. Представил все эти простейшие этюды на первом курсе и я, у которого 5 лет учёбы и 4 театра за спиной. И ещё полтора года занимался всякой ерундой. Пробовал петь в попсовой группе, торговал какими-то шмотками, подрабатывал на стройке, ездил по заказам подключал бытовую технику. Сидел в квартире у радостной парочки пенсионеров, они отмечали покупку стиральной машины, а я крутил в ванной ржавые трубы разводным ключом и поминал разными словами свою судьбу-шутницу. Иногда подавало небольшие признаки жизни моё киношное будущее. Но сначала все вернулось на круги своя. Меня попросили помочь показаться в МХАТ им. Горького. Я отказывался. Убедили, что нужно просто присутствовать в сцене, молчать, слушать и реагировать. Но в итоге я конечно подумал «идти, так идти» и мы подготовили ещё отрывочек и для меня. Показались. После чего Доронина сказала моим партнёршам спасибо, а «Штирлицу» предложила остаться. И выдала мне длинную тряпочку ролей. Список вводов в идущие спектакли и одну из главных ролей в намечавшейся постановке. При этом в театре сразу предупредили, что про кино я могу забыть, пока в этом театре лет пять не отработаю.
Почему так?
Я тоже удивился, Дорониной кино принесло немалую долю славы в её карьере. Но таков репертуарный театр. Он плохо стыкуется с киносъёмками. Кино было жаль, но ведь его на тот момент и так не было. Так что терять было нечего. Но, помня уже, что театр, это добровольное рабство, я порепетировал какое-то время и написал заявление на комнату в общаге, зная, что у театра приличное общежитие и есть свободные комнаты. Принес я это заявление в театр, а завтруппой, от меня как от чумы: «Не-не-не, я эти вопросы не решаю!» Я спрашиваю: «А, кто решает?» Он говорит: «Надо идти к директору по хозяйственной части». Пошёл к директору по хозяйственной части. Тот: «Что Вы хотите?» Я говорю: «Вот, общежитие хочу!» Он говорит: «Нет-нет, я этим не занимаюсь! Идите к начальнику Вашего цеха». Я говорю: «Это к какому начальнику?» А он мне: «А Вы у нас кто вообще?» Я говорю: «Здравствуйте, я у вас – актёр!» А он мне: «Вот и идите к завтруппой!» «Так он меня к Вам послал!» «Это он не подумав» – говорит директор, – «Я даже не притронусь к этому, мне такая ответственность не нужна». Я обратно к завтруппой, а тот от меня чуть не под стол лезет. Я не могу понять, да что ж все перепуганные такие, что происходит? А мне говорят: «Идите к НЕЙ!» Я удивлённо: «К кому? К художественному руководителю театра?! С заявлением на общежитие?» «Да, только ОНА этот вопрос решает!» Татьяну Васильевну я видел только дважды, на показе и когда она принимала в театр отобранных. Больше было не суждено. На пороге её кабинета встала грудью секретарь: «Куда?!» Я говорю: «К ней!» «Зачем?!» Я говорю: «Вот заявление на общежитие!» Секретарь: «Вы только пришли в театр и уже что-то требуете!?» Я говорю: «Помилуйте, у театра есть возможность, а я актёр театра. Почему бы театру не помочь мне в этом вопросе?». «Ну не знаю, не знаю, она занята, ей не до вас. А завтра у неё встреча с министром, а после встречи с министром приедет уставшая, ей тоже будет не до вас». Я говорю: «Скажите просто, когда?» Секретарь: «Знаете что, вот видите у меня на столе стопка бумаг, положите туда. Только я Вас уверяю, никто это читать не будет!» Из театра я вышел в растерянности. Всё казалось какими-то нескончаемым бредом. Вся эта моя эпопея с походами в театры. Возвращаться к репетициям совершенно не хотелось. И тут: «Олег здравствуйте, с Мосфильма беспокоят, Вы у нас были на пробах. Вас утвердили. Но нужно ехать на несколько месяцев в экспедицию, съёмки будут проходить там». И всё было решено. Снова отдел кадров, «прошу уволить по собственному», укоризненные взгляды, «эх вы! а мы на вас так рассчитывали!» А я сказал: «Я тоже на вас рассчитывал». Так начались для меня кино и сериалы. И закончился театр репертуарный. Дальше было только участие в антрепризе.
Как тебя приняло кино?
Точно так же, как тот режиссёр, о котором я уже рассказывал. Никто же не видел моего комедийного слугу, моего Кречинского, Алёшку из «На дне», другие роли. За исключением Некрасова в сериале «Баязет», это были какие-то среднестатистические персонажи без собственной истории. Да и с желанием что-то в ком-то разглядывать, у режиссёров и продюсеров иногда доходило, до идиотизма. Однажды срочно вызвали на Мосфильм. Мол, режиссёру чуть ли не завтра снимать, а у него нет актера на важную роль. Приезжаю. Я с дороги, возбуждённый, улыбаюсь, здороваюсь. Режиссер стоит напротив, ассистентка между нами. Он, через паузу: «Высокий такой…» Ассистентка: «Ну, высокий – это же хорошо, что высокий!» Он: «Ну да, ну да! Весёлый какой-то!» Я парирую: «Вы бы предупредили, я бы слезу с порога пустил.» Он: «Ну да, ну да! Волосы черные. Вас хоть в белый покрасить можно?» Я: «Да хоть налысо! Был бы смысл. Смысл то в чём?» Он: «Ну да, ну да… Ну с ушами нужно что-то делать!» Тут уже я не выдержал: «А с ушами что не так?!» И тут он выдал смысл: «Ну какой наёмный убийца с такими ушами!!!» Знал бы этот режиссёр «со смыслом», сколько я с тех пор сыграл этих убийц разного калибра. Но это потом. А сначала вообще не утверждали ни на отрицательных, ни на комедийных и даже просто на характерных. В этом смысле, переломный момент для меня наступил очень неожиданно. Однажды я поборол в себе суеверие «не сниматься в рекламе» и снялся в ней. Сейчас, когда вы каждый день видите в рекламе известных актеров, слабо верится, что тогда мне все поголовно говорили: «Фууу! Зачем ты снялся в рекламе! Тебя теперь в кино снимать не будут!» Забегая вперёд, замечу, что прошло каких-то два-три года и известные артисты уже массово стали «бороться» с этим суеверием. Это не трудно, слишком силён побудительный мотив. Так вот, я снялся в рекламе средства от простуды. Чихал и сопливился на автобусной остановке. Персонаж получился забавным, характерным. Текст мой «Я вас понимаю… прекрасно понимаю…» пошёл в народ. Ко мне пришла народная известность. Помню, ехал в метро реально простуженным, чихал. А напротив меня билась в конвульсиях от смеха пара ребят. Мол, вот же он! Он и по жизни такой! А потом мне позвонили и попросили приехать на знакомство к Вере Глаголевой. И когда я спросил её, как она на меня вышла, она ответила: «Я просто показала ассистентке рекламу и сказала «найдите мне этого актёра»». У Веры Витальевны я, к сожалению, так и не снялся, но диапазон предлагаемых ролей расширился. Правда, случалось, что после проб режиссёр утверждал на главную роль, а спустя время жаловался, что ему сверху навязывают более известного актёра. Это заколдованный круг, по которому бродит большинство актёров. Чтобы сниматься, нужно быть известным, но, чтобы быть известным, нужно сниматься.
Разве главное слово не за режиссёром?
Таких режиссёров скорее единицы. Кино – в огромной степени продюсерский продукт. На него тратятся большие деньги, эти деньги нужно вернуть и заработать сверху. То есть так должно быть. Для этого нужно снять интересный продукт. Но у нас далеко не всякий производитель об этом помнит. Часто схема такая – снял «залипуху» какую-нибудь, отчитался перед каналом-заказчиком и хоть трава не расти. Жаль, что каналы принимают такую работу. Тем не менее, достойные сериалы тоже появляются. Поняли наконец, что сериал может не уступать по качеству – большому кино. Особенно, если за дело берётся какой-нибудь мэтр. Вон Урсуляк какие сериалы снимает, закачаешься! Молодые режиссёры хороший сериальный опыт перенимают у заграницы. Сейчас решил посмотреть «Лучше, чем люди» Андрея Джунковского. Я там играл небольшую роль. Мне нравится. В смысле – сам сериал. Очень прилично. А вот сам себе я редко нравлюсь. Но для актера это нормально. Есть мнение, что если актёр сам себе всегда нравится, то ему кирдык, как актеру.
А фильмы и сериалы, в которых снялся, всегда нравятся?
Положа руку на сердце, далеко не всегда. Но не спрашивайте конкретных названий. Кому надо, тот и так всё видит. Каждый неудачный проект, это и мой стыд тоже. Были такие проекты, на которые я соглашался, заранее подозревая, что шедевра не будет.
Зачем тогда? Деньги?
Хоть бы и так. Сантехник не будет ждать исключительно золотых унитазов, он ремонтирует всякие. Или он должен получать за каждый золотой столько, что это позволяет ждать следующего. Актёр, такая же профессия, как и все остальные, если забыть про содержание. Нужно зарабатывать, кормить себя и свою семью. Только делать свою работу прилично, независимо от качества самого «унитаза».
Кстати о семье. В интернете нет информации на эту тему, а вопросы есть.
Да и не нужно. Когда начинают копаться в личной жизни артиста, это обычно делается мерзко. Повторюсь, актёры – такие же люди, как и все. У всех есть свой скелет в шкафу. Но свой скелет зритель прячет и вряд ли захочет его показать, а разобрать по косточкам публичного человека, это с удовольствием.
А история с каналом МИР? Её же никак не обойти стороной. Ты сам написал о ней в Фейсбуке.
Пришлось. Возмутительная история. Красочно характеризует нынешнее телевидение по части этики, морали и профессионального отношения к делу. Ширпотреб-передачки крайне популярны в народе, люди с удовольствием копаются в чужом дерьме и даже не задумываются, правда это или нет. Всё, что им показывают, принимают за правду, особенно, если производитель говорит, что всё основано на реальных фактах. Телеканал МИР выпустил в эфир такую передачу из цикла «Час суда. Дела семейные». И в этой передаче использовал моё фото. Я узнал об этом от зрителей. Некий человек, показал с экрана на всё СНГ мою фотографию, взятую откуда-то из интернета и рассказал, что я был начальником его жены, склонил её к интиму, в обмен на продвижение по службе и от этой связи его жена родила ребенка. При этом он показал и фото ребенка, заявив, что мальчик похож на меня, как две капли воды. В последствии выяснилось, что мальчик на фото, это Максим Мархалюк, без вести пропавший в Белоруссии в 2017 году. Его узнали люди, участвовавшие в поисках. До какой степени морального разложения нужно дойти, чтобы взять из интернета фото этого мальчика, прицепить его к фото вполне известного в стране актёра и выдать всю эту дичь на широкую публику? Нужно быть полным кретином, дебилом, моральным уродом. Вопрос – что делают на телевидении люди у которых настолько плохо с головой? Про души таких людей я уже молчу.
Если честно, ты думаешь, что ты узнаваем для всех в этой стране?
Конечно нет! Но, во-первых, зрители, которые мне сообщили о случившемся, меня всё-таки узнали. Во-вторых, моя фотография размещалась на всех актёрских ресурсах с пометкой «актёр Олег Морозов», а фото Максима было размещено в интернете в связи с его пропажей. И наконец, какая вообще разница, известный ты человек или нет? Если ты неизвестный, то твою фотку можно подложить под любое дерьмо? Производитель знал, что использует фото людей, не имеющих отношения к этой мерзкой истории. Так что, это оговор, клевета, причём умышленная. И с этим обязаны разбираться правоохранительные органы.
И что теперь?
С ними теперь разбирается мой адвокат. И без наказания виновные не останутся, хотя они на это явно рассчитывают. Телеканал скромненько принёс извинения родителям мальчика на своём сайте, заметьте – даже не на экране, на котором выдал эту мерзость. Ну действительно, как они могут позволить себе на всё СНГ признаться, что кормят обывателя мерзким враньём. На сайт зрители в таком количестве не заходят. В мой адрес никаких извинений вообще не прозвучало. Быстренько стёрли тот эфир из архива и посчитали, что этого будет достаточно. Но эфир уже был к тому моменту скачан, так что все доказательства на руках. МИР вообще заявил, что они купленную программу не проверяют. Мол, за её содержание отвечает производитель. Интересно, если бы идиот-редактор запихнул в эту передачу не мою фотку, а кого-нибудь из российского правительства, что бы с ними со всеми сейчас было? В полном составе бы уже улицы мели? Вот такие вот «профи» сейчас вообще не редкость и на телевидении, и в кино. Такое ощущение, что, когда закрыли Черкизовский рынок, все торговцы оттуда ринулись на телевидение и в кино и начали там продавать такой же палёный товар. Людей в кинопроизводство реально набирают по объявлению. Каждый день вижу – «Требуются актёры для съёмок фильма. Можно непрофессиональные». И поверьте, речь не про обычную массовку. Просто «непрофессиональным» можно копейки платить. Или вообще не платить. Кидалово на деньги у нас уже чуть ли не нормой стало. А в административных группах какие дельцы попадаются, не приведи господь! Недавно читал признание одного генпродюсера, о том, что он умудрился взять на должность исполнительного продюсера, на бешеную зарплату, человека, который в этом вообще ни черта не понимает.
Куда же он раньше смотрел?
Понятия не имею. Хорошо, что он в итоге его просёк. А то ведь у генерального не всегда до площадки ноги доходят. Он просто может не знать, что там на самом деле происходит. Там рулит, нанятая им, администрация. И если в ней попадаются такие горе-управленцы, то беда. Они не только в профессиональном плане, но и в человеческом не имеют никакого морального права работать в этой сфере. Потому что обычно, это люди некультурные, нетактичные, невежественные, проще говоря – хамы. Выдержать их сложно, а начнёшь ругаться, тебе же боком выйдет.
Скажут, что актёр скандальный?
Так и говорят. У нас в этом смысле подлая сфера. Подставить может любой, особенно тот, кто тебе больше всех улыбался. Или тот, кто на самом деле накосячил, ты ему за это высказал, а он в итоге в кабинетах всё свалил на тебя. И никому потом ничего не докажешь. Особенно, если ничто человеческое тебе действительно не чуждо.
Что, например?
У меня, например, раньше, как и у многих, была проблема с алкоголем. Не то чтобы я без него жить прям не мог, но сильное огорчение и радость слишком часто переживал именно с ним. И это вечная зацепка для тех, кто хочет облить тебя грязью. Помню, лет 15 назад, расстался я с агентом на взаимных упрёках. Произошло это по той причине, что перед этим я был в длительной кинокспедиции, в достаточно глухом месте, где кроме работы больше и заняться было нечем. И в свободное время там все квасили. А у меня оказалось больше всех свободного времени. Потому что меня не снимали день за днём, неделю за неделей. При этом у меня была одна из главных ролей в проекте и роль явно накрывалась медным тазом. Причина от меня скрывалась. Просил агента разобраться, но она ничего не сделала. По возвращении в Москву, агенту заявили, что меня не снимали из-за того, что я слишком много выпивал в свободное время. И ей проще было принять это за правду, чем разобраться в истинных причинах. Буквально через месяц истинные причины открылись. Оказалось, что у них просто не было денег, чтобы снимать мои сцены, поскольку в них было задействовано много людей и объектов, на которые денег не было. В тот момент даже режиссёр ушёл с проекта, а с кем-то из администрации, по слухам, были разборки за воровство. Но мою тему свалили именно на меня. Короче, расстался я с этим агентом и забыл про её существование. А спустя пять лет, я узнал, что все эти годы, она рассказывала режиссёрам и продюсерам про меня гадости, отговаривая их сотрудничать со мной и подпихивая вместо меня своих актёров. И всё это обильно смазывалось темой алкоголя.
Но всё-таки была у тебя проблема с алкоголем?
Нет смысла скрывать. Ведь отчасти я сам дал повод разным людям, говорить обо мне в таком ключе. Лучше самому признаться, чем об этом будут рассказывать те, кому это выгодно представить по-своему. Поражает наглость некоторых рассказчиков. Сидят, бывало, перед тобой пьяные в лоскуты, а ты при этом не пьёшь, и говорят: «Мне можно, а тебе нельзя! Потому что ты алкоголик!». При этом ты видишь их пьяными через день, а сам выпиваешь от силы раз в год. Ну и по молодости мы все лихие, разгульные. В студенческие времена можно было гулять всю ночь, а утром бежать на акробатику и сил на всё хватало. С возрастом понимаешь, что так уже не получится. В последние годы выпиваю очень редко и чтобы ни в коем случае на работе не отражалось. Иначе сразу припомнят за всю жизнь. Спортом стараюсь заниматься, здоровье пора беречь. Мне в мае 44 стукнет. Единственная проблема – как гасить свои актёрские нервы. У актёра психика должна быть подвижной, расшатанной. Иначе он плохой актёр.
А ты по гороскопу кто?
Телец.
Тельцы очень спокойные.
Так и есть. Я очень терпеливый. Внешне. А внутри кипит котёл, если вывести из себя, то бывает взрываюсь и могу наговорить или даже сделать лишнего. Потом жалею об этом. Стараюсь извиниться, даже если в принципе был прав. На экране вот дерусь часто, а в жизни не люблю людей бить.
Морально или физически?
Уж лучше морально. Вообще я пацифист, а всё время стреляю, дерусь, кого-то убиваю на экране.
Тебя тоже часто убивают.
О, да! Из всех моих киношных смертей можно слепить отдельное кино. С этим связано немало забавных историй. В сериале «Эффект Богарне» Димы Герасимова, я играл Эжена Богарне, французского дивизионного генерала. И у меня была тяжелейшая сцена, где я умирал и давал наказ своему сыну Максимилиану. Его играл замечательный мальчуган – Артур. Он свободно шпарил на французском. Для меня же это было непросто. Огромный монолог на французском, да ещё предсмертный. Артурчик дубль за дублем уставал и терял всяческий интерес к умирающему отцу. И чтобы спасти ситуацию, я пошёл на хитрость. Во время монолога, взял его руку в свою и как только он начал отвлекаться, сильно сжал её. На лице Артурчика тут же отобразились все необходимые страдания, но он героически дотерпел до моего последнего вздоха и только после «Стоп, снято!» вскочил и выбежал из комнаты с криком – «Этот папа!… Всё, больше никаких дублей!». А у режиссёра Стаса Дрёмова я снимался в нескольких проектах. В «Баязете» он был одним из режиссёров и там меня зарезали тремя кинжалами. В «Золотом капкане» застрелили из пистолета. В «Белых розах надежды» он утопил меня в проруби. В «Сыне моего отца» меня долго убивали, но в итоге решили пожалеть и посадили в тюрьму. Моих экранных злодеев нередко жалеют. Говорят, что они вызывают симпатию. Но Стас смеялся и грозил, что в следующий раз он всё равно меня «завалит». Однажды моя дочка спросила: «Пап, почему ты везде играешь плохих и тебя везде убивают?». Я говорю: «Ну кто-то же должен играть плохих. Мне таких дают». Она мне: «А ты скажи режиссёру, что ты не хочешь играть плохих, что ты хороший!». И тут Стас появился с новым проектом, который называется «Скажи что-нибудь хорошее». Это было уже смешно. А когда я передал ему слова дочери, он ответил: «Будешь играть хорошего. Но я тебя всё равно завалю!»
И что, опять убили?
Нет. Тут в моей смерти прошу никого не винить. Но подробнее всё узнаете совсем скоро, премьера не за горами. Но зато убивали в «Моисее Коле», режиссёра Сергея Белошникова. И мы никак не могли снять сцену. Я лежал весь окровавленный на носилках, вокруг стояла толпа других персонажей, а я должен был покаяться перед ними перед смертью. Внутри меня всё клокотало и рвалось наружу. Терпеть было невмоготу, так можно перегореть. Но как только мы начинали снимать, и я начинал умирать, кто-то в толпе падал в обморок, звучала команда «стоп» и начинали откачивать человека. И так несколько дублей подряд. При чем падали разные люди. Такое было напряжение в сцене.
«Моисей Коля» – военная драма. Эта тема ещё не изжила себя? Уже столько снято на тему войны.
Ни одна тема, ни тема войны, ни какая-то другая, не изживет себя никогда. Потому что любая тема, это прежде всего тема человека. А люди даже в одной и той же теме бывают разные.
Сейчас в твоей фильмографии более 60-ти ролей. Есть главные, есть эпизодические. Как найти в себе мотивацию для маленькой роли?
Очень просто. Я должен достойно сделать своё дело. Мне кажется это задача любого актёра. И поэтому я не делю свои роли на главные и не главные. Они для меня все главные. И потом, сыграть эпизод так, чтобы запомниться зрителю, это гораздо более сложная задача, чем сыграть главную роль. У тебя в главной роли будет огромное количество сцен. Даже если ты, не дай Бог, провалишь какую-то одну, у тебя есть возможность отыграться в другой. А в эпизоде нет такой возможности. А ещё, как можно назвать роль незначительной, когда ты играешь человека такого масштаба, как Александр Колчак, которого я исполнял в «Убить Дрозда» Димы Герасимова? А после того, как я сыграл эпизод в сериале Рауфа Кубаева «43-й номер», Рауф Джалилович позвал меня на главную роль в «Объявлен в розыск». Так что, недооценивая малое, ты рискуешь потерять нечто большее. Это вообще закон жизни, не только кино.
Хорошо, но в «Балканском рубеже», который сейчас вышел в прокат, ты вообще появляешься на три секунды. Они тоже так важны?
Когда мне прислали сцену с «Балканского рубежа», сразу предупредили: «Не удивляйся, что там всего две фразы. Нам важно, чтобы в нашем фильме не было ни одного проходного персонажа». Это и есть любовь и уважение к своему делу. Если бы все так работали, как они! В «Балканском рубеже» даже Эмир Кустурица на экране всего три секунды. А он на весь мир известен, в отличии от меня.
«Скажи что-нибудь хорошее» – современная история? Про что она?
А в названии всё и сказано. Про хорошее. Про желание человека слышать что-нибудь хорошее, видеть хорошее, самому делать хорошее. Ведь так надоели нам всем ложь, ругань, скандалы, ссоры, войны. Людям нужны улыбки, добро, тепло, искренность, любовь. Я пишу стихи и песни. И они почти все о любви. Искренне считаю, что именно любовь достойна стихов, песен, спектаклей, фильмов. С осторожностью отношусь к режиссёрам, не умеющим снимать про любовь. Если в фильме нет темы любви, то он сразу какой-то кастрированный.
А каково это, играть любовь? Вдруг партнёрша не нравится, как женщина?
Нужно полюбить, других вариантов нет. И если тебе удастся это сделать, то она расцветёт прямо у тебя на глазах. Все женщины хотят, чтобы их любили, хоть в жизни, хоть на экране. Но есть и обратный эффект. Если ты играешь лютого мерзавца, который лупит свою «возлюбленную», то и отдачу получаешь соответствующую. Свету Устинову я сначала истязал в «Золотом капкане», при том, что по роли я её безумно любил. А потом издевался над ней в «Разведчицах». Так она меня в какой-то момент реально возненавидела. Я прям почувствовал это.
А постельные сцены доводилось играть?
Случалось. Не слишком откровенные, но были. И это по-настоящему трудный момент. Как включиться на полную, но при этом не перейти грань дозволенного. Это же не порно в конце концов. Но рядом с тобой в этот момент обнаженная или полуобнажённая женщина и твоё тело может отреагировать на этот раздражитель понятным образом. Рефлекс, понимаешь… Спасает то, что вокруг вас в этот момент люди и это создаёт неудобство, некоторое стеснение. Правда на такие сцены оставляют рядом только самых необходимых людей. Остальных просят покинуть помещение. И, кстати, многие актёры и актрисы не соглашаются на такие сцены. Жёнам и мужьям ведь не объяснишь, что у тебя такая работа. Они все равно не смогут принять это за норму. Если говорят, что относятся к этому спокойно, то скорее всего лукавят.
Тогда как заводить семью с актером?
Доверять безоговорочно. Только так. Не доверяешь – уходи.
Олег, какие планы на будущее? Что в перспективе?
Планы, как у всех. Жить, творить, любить. Хочется сниматься в хороших проектах. Работать с хорошими режиссёрами и актёрами. Хочется, чтобы поменьше было грязи, сплетен. Побольше добра, чуткости, взаимоуважения. Это так приятно – играть с партнёром, которого ты чувствуешь, который чувствует тебя, с которым ты находишь общий язык. Так здорово работать с продюсером, который старается не только ради денег, но и ради хорошего результата. Ведь актёров постоянно уговаривают пойти на снижение ставки ради проекта, а вот снижают ли они её себе? Есть большое желание по-серьёзному вернуться на театральную сцену. Сцена – очень важна для актёра. Театр и кино, они ведь разные. В кино много своих плюсов и возможностей, недоступных театру. Но театр, он живой. Он здесь и сейчас. Вошёл в историю на три часа и вышел только когда она закончилась. В кино у тебя только один зритель, это камера. И неудачный дубль можно переснять. А в театре полный зал зрителей. Ты перед ними, как на ладони. Чувствуешь их взгляды, слышишь их дыхание. Это потрясающее ощущение, находиться в тесном и честном контакте со зрителем. И ещё хочу попробовать вернуться к музыкальному творчеству. Стихи периодически пишу, а вот песни что-то забросил.
Может прочтёшь что-то своё напоследок?
С удовольствием. Заодно читатели поймут, чего я им искренне желаю.
У человечества много фобий.
Боятся боли зубной,
Боятся плавать на теплоходе
И славы боятся дурной.
А кто-то, замкнутого пространства,
Змей, темноты, чумы,
Вот, нищеты ужасно боятся,
А с нею, конечно, тюрьмы.
Боятся люди духов злых,
Седеют от мысли одной,
Боятся мёртвых, боятся живых,
Боятся стихии любой.
Но среди этих, стучащих в висках
И колющих льдом в крови,
Я знаю один, самый жуткий страх,
Владеющий всеми людьми.
Так люди боятся сделать шаг,
Забыть всё, начать всё вновь,
Всё потерять, но вернуть надежду
И право иметь любовь!
Автор
Ольга Квасневская
Фото
Михаил Трофимов
Фото на заставке
Наталья Тоскина
